Петр Егорович Сорокин – один из самых известных и уважаемых археологов Петербурга. Его профессиональная специализация – история кораблестроения, морская археология.
Он изучал средневековую навигацию на Неве, традиции новгородского и псковского судостроения, затонувшие корабли, морские пути древности. Но делом его жизни, так уж случилось, стала не морская гладь, а суша. Более семнадцати лет руководил он раскопками в устье Охты.

 – Петр Егорович, сегодня вы, пожалуй, лучше всех знаете, как жили люди в наших краях в далекие века. С чего же начиналась жизнь у устья Невы?

– Сомневаюсь, что мы знаем, с чего все начиналось. Расскажу лишь о том, что удалось узнать в результате работы нашей экспедиции. Мы обнаружили первые стоянки людей в бассейне Невы. Это IV – II тысячелетие до нашей эры. То была промысловая зона, существовавшая здесь на протяжении двух исторических эпох: позднего неолита и раннего металла. Найденные объекты, к нашему глубокому удивлению, прекрасно сохранились: кострища с каменными выкладками, фрагменты керамических сосудов, рыболовные принадлежности.

На месте современного охтинского мыса люди не только ловили рыбу, но, возможно, и охотились на морского зверя. Мы нашли их заграждения-ловушки. Интересные сооружения. Это прообраз известных в этнографии рыболовных конструкций: деревянные планки, изготовленные каменными орудиями, переплетенные растительными веревками, в виде циновок. Найдены также каменные грузила, оплетенные берестой, и короба, сделанные из коры, служившие, вероятно, для хранения улова.

Обнаружено много янтарных украшений. Это свидетельство того, что уже в ту отдаленную эпоху существовали связи с южной Прибалтикой.

Охтинский мыс, если можно так выразиться, был «обречен» стать местом жизни людей. Эти земли у устья Охты были недосягаемы для наводнений. Здесь пересекались важнейшие пути того времени – водный, проходивший по Неве, и сухопутный – из Новгорода и Ижорской земли в Карелию и Финляндию. Ну и хорошая гавань для стоянки судов.И тем не менее открытие средневекового мысового городища стало для нас полной неожиданностью. Ведь это поселение не было упомянуто ни в каких исторических документах. Вообще-то строительство на мысах укреплений в то время явление нередкое. Но в Приневье не было известно ни одного. Хотя при этом есть многочисленные свидетельства того, что Нева была важнейшим участком пути, связавшего Русь со странами Северной Европы.

– И когда же это первое укрепление на мысу было построено?

– Пока не ясно, но, судя по косвенным данным, в XIII веке. Еще до строительства шведской Ландскроны. Мы обнаружили 80-метровый оборонительный ров шириной около 3 метров и глубиной 2 метра. И похоже, что за ним находилась стена. От нее сохранились остатки вала. А во рву найдены массивные деревянные детали, которые, я думаю, были частями крепостных стен. Основания деревянных сооружений были обнаружены и на внутренней площадке древнего городища. Ров той первой крепости явно был засыпан в 1300 году перед началом строительства Ландскроны.

– Ну о Ладскроне-то мы знаем немало...

– Не так уж и много. Новгородская летопись и Шведская хроника Эрика рассказывают, что летом 1300 года ее построили шведы под предводительством Тергильса Кнутссона при участии некоего мастера из Рима и что твердостью она отличалась «несказанною». Между двумя реками прорыли ров и поставили стену с восемью башнями. Ландскрона, как показали наши раскопки, действительно была мощной крепостью. Ее размеры составляли около 15 тысяч квадратных метров. Она значительно превосходила по размерам первоначальный Выборгский замок, основанный семью годами раньше тем же Тергильсом Кнутссоном.

Мы проследили две линии рвов Ландскроны: 150 метров вдоль берега Охты и 140 – с южной стороны. А также успели исследовать часть северной линии укреплений. Рвы, сохранившиеся местами на полную глубину, до 3,5 метра, дают нам почти полный план древней крепости. Но, как выглядела западная линия укреплений вдоль берега Невы, пока не ясно. Наша экспедиция установила, что рвы там сохраняются, но территорию эту мы не успели исследовать.

– Что же интересного вы узнали о Ландскроне?

– Раскопки дали представление, как именно строилась крепость. Местность здесь была неровной. Протекал ручей, впадавший в Неву. Так вот, все низины, в том числе и русло ручья, шведы завалили ветками деревьев. И на этой «подушке» поставили земляную платформу. Причем внутри, в теле этой платформы, были бревенчатые клети, не дававшие ей расплываться. Местами такие клети сохранились на высоту до двух метров.

Исследовали мы также основание одной из деревянных башен Ландскроны. Размеры немалые: длина и ширина – 5,3 метра, сохранившаяся высота (а это только подземная часть) – 4 метра. В основании ее был колодец.

Вообще-то такое строительство нехарактерно для шведов. Они, как правило, возводили свои укрепления из камня. Но у нас на невских берегах камня мало. Так что зодчим пришлось использовать то, что было под рукой. И сделали они это основательно. Конструктивные особенности рвов оригинальны и не имеют аналогов в средневековой фортификации Восточной Европы. Стенки были укреплены деревянными плахами – расколотыми пополам бревнами сосен, уложенными вплотную друг к другу. Снизу они были затесаны и вбиты в дно рва. Был еще и внутренний оборонительный ров, в котором экспедицией найдены нагромождения сгоревших деревянных конструкций. Похоже, это остатки крепостных стен.

– Сгоревшие? Значит, это следы какого-то штурма?

– Возможно. О штурме Ландскроны есть свидетельства в летописи: новгородские войска не смогли сразу взять крепость. Это получилось, как говорит летописец, через год после первой попытки: князь Андрей Городецкий – сын Александра Невского, командующий русским войском, взял крепость штурмом и разрушил ее.

А найденные нами конструкции и предметы вооружения датированы рубежом XIII – XIV веков – как раз тем временем, о котором идет речь в летописи. Во рву мы нашли явственные следы боевых действий: наконечники копий, арбалетные болты и наконечники стрел. Среди них большая редкость – два массивных железных наконечника длиной 19 сантиметров. Это наконечники от стрел артбаллисты – станкового арбалета – «самострела».

– А потом на месте спаленной Ландскроны шведы построили Ниеншанц?

– Совсем не потом. Между этими событиями – более трех столетий. Как показали раскопки, рвы Ландскроны в течение трехсот лет разрушались, оплывали, постепенно заполняясь грунтом.

Кстати говоря, в двух местах заполнения рвов – с южной стороны – мы нашли коллективные захоронения: здесь покоились более трехсот человек. С большой долей определенности можно сказать, что это, как говорят археологи, переотложенные захоронения. То есть останки вначале находились в другом месте. Их перенесли в старые рвы Ландскроны, только когда началось строительство Ниеншанца.

Вероятно, вскоре после разрушения Ландскроны войском князя Андрея устье Охты освоили новгородцы. В XV – XVI веках в этих местах уже существовали русско-ижорские поселения. В документе 1500 года упоминается волость «на реке Неве у моря» и «деревни на устье Охты»: три деревни и сельцо, в котором было 18 дворов. А через сто лет в этом поселении, которое стали называть Невским устьем, имелись уже: церковь Михаила Архангела, корабельная пристань, государев гостиный двор, таможня. Здесь задолго до основания Петербурга уже велась международная торговля.

– Ну а теперь про Ниеншанц.

– Да, Ниеншанц. Кстати, это немецкий вариант названия крепости, который закрепился в русском языке лишь в петровское время. Шведский король Карл IX, который и повелел начать строительство, дал ей имя Нюенсканс, что в переводе со шведского означает – Невское укрепление. Русские называли этот город на Охте Канцы, производное от шведского Сканцен. Это означает – небольшая крепость. У финнов было свое название – Невалинна.

Шведы построили свой Нюенсканс к концу 1611 года. А Россия, разоренная в Смутное время, вынуждена была уступить эти земли Швеции. При этом сам город Ниен, население которого составляло около 2 тысяч человек, располагался не в крепости, а на другом берегу Охты. И занимал он немалую территорию – до современной Большой Пороховской улицы. У шведов были планы перевести все население за крепостные стены, но осуществить их так и не удалось.

Как выглядела эта крепость, неясно. Ее валы почти не сохранились. Зато прекрасно сохранились рвы. Они полностью показывают нам план крепости и сохраняют элементы ее конструктивного устройства. Это была новая для того времени система бастионной земляной фортификации. В России почти не сохранилось крепостей этого типа. В процессе раскопок были выявлены склоны крепостных рвов высотой до 4 метров, облицованные дерновыми кладками. В то время это было прогрессивное решение. Ядра разбивали каменные укрепления. А земляные, дерновые разрушались артиллерией в значительно меньшей степени и легко восстанавливались.

– И все-таки, несмотря на новизну и мощь, русские войска взяли крепость уже в 1656 году...

– Не совсем так. Шведы, скорее всего, не успели подготовить крепость к войне и просто-напросто оставили ее при приближении русского войска. Возможно, войдя в Ниеншанц, русские сожгли деревянные постройки крепости. Во всяком случае некоторые шведские документы XVII века об этом свидетельствуют. Наша экспедиция нашла обгоревший сруб, остатки печи, сложенной из известняка, осколки печных изразцов, шведские монеты. Похоже, постройка погибла именно в это время.

Русские оставались на Охтинском мысу недолго. По мирному договору 1661 года, эта территория вновь стала шведской. И уже после войны шведы построили новую, более мощную, крепость. Это был уже второй вариант Ниеншанца. Крепость получила форму пятиконечной звезды – с пятью бастионами.

Производя археологические изыскания, мы убедились в том, что шведские зодчие существенно расширили узкий мыс за счет подсыпки берегов Невы и Охты. Так что первый опыт использования насыпных территорий в нашем городе относится ко второй половине XVII века.

Археологическая экспедиция обнаружила два потайных хода (сортии) – это лестничные спуски в ров. Стенки ходов были облицованы досками. Для лучшей гидроизоляции кровля, державшаяся на столбах, была перекрыта листами бересты в несколько слоев. Со стороны рва сортия запиралась массивной деревянной дверью с кованными деталями. Используя потайной ход, можно было незаметно для осаждающих спуститься в ров на деревянную платформу и вести оттуда огонь.

– Но никакие хитрости не помогли шведам. Войска Петра легко взяли крепость!

– Не сказал бы, что легко. Осада продолжалась неделю. Основные следы штурма 1703 года были обнаружены с южной стороны крепости, у бастионов, против которых находились траншеи русской армии. Дно рва здесь было просто усыпано ядрами и их осколками, картечью, рухнувшими фрагментами дерновой кладки. Нашли мы также остатки фашин – это огромные плетеные корзины, заполненные землей, которые, очевидно, служили осажденным защитой от обстрелов с русских позиций.

– Находки петровских времен, наверное, уже не столь интересны, как, скажем, остатки неолитической стоянки? Ведь в распоряжении историков находится немалое количество письменных свидетельств той эпохи...

– Знаете, это не совсем так. Любой объект материальной культуры – это ценность, это дополнительный штрих в исторической картине.

Скажем, общеизвестно, что после разрушения Ниеншанца на охтинском мысу был разбит питомник, где выращивались саженцы для будущих садов новорожденной имперской столицы – «Канецкий огород», который существовал здесь почти сто лет. А наша экспедиция обнаружила в крепостных рвах деревянные хозяйственные постройки и осколки больших садовых ваз с дренажными отверстиями в днище XVIII века.

А целый лес деревянных свай на берегу Невы позволил точно установить, где в XIX веке располагались корабельные эллинги Охтинской верфи.

– Это какой-то культурный слоеный пирог! Что же получается: на крохотном пятачке одно над другим – три крепости и два поселения разных эпох?

– Нет. Четыре крепости, если учесть два выявленных варианта укреплений Ниеншанца – первой и второй половины XVII века. Количество поселений определить не так просто. Как их считать, если жизнь на Охтинском мысу началась как минимум пять тысяч лет назад?

Мы считали, что Охтинский мыс мог бы стать ландшафтным археологическим музеем, где можно было бы увидеть пятитысячелетний срез истории Приневья.

Но сейчас на Охтинском мысу уже завершаются охранные раскопки экспедиции ИИМК РАН, приглашенной туда после прекращения работы нашей экспедиции.

– Охранные раскопки... Звучит вроде бы неплохо!

– Только звучит. Обычно охранные раскопки ведутся перед началом строительства в исторических городах. Если в раскопе обнаружен только культурный слой, то в процессе изучения его можно изъять и спокойно строить на этом месте. Но как можно вынуть из земли крепостной ров XIII века? Или остаток дерновой стены?.. Никак. А потому, если окажется, что на месте строительства есть древние сооружения, остатки крепостей, городов, то, по закону «Об объектах культурного наследия», они должны быть сохранены.

– Что же происходит на Охте сейчас, в эту минуту?

– Появились сообщения о том, что раскопки завершены. Это означает, что строительство может начаться в любой день.



ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
Подготовила Наталья ОРЛОВА